Эксперименты, панк и вау-эффекты

Алёна Шляховая: Давай начнём с того, что ты расскажешь про себя: где учился, как рано начал работать, что больше всего повлияло на тебя? 

Эдуард Еремчук: Учился я в Ростове, в ЮФУ, на факультете изобразительных искусств. Мне повезло, я попал к прикольным преподавателям. Они были практикующими архитекторами, и пушили нас делать всякие классные штуки. Параллельно и Софт Культура, естественно: я ездил периодически в Москву, проходил у вас какие-то курсы. 

Кажется, на 4 курсе у нас была обязательная летняя практика, нужно было пройти стажировку в архитектурном бюро. Я проходил стажировку в бюро Wall, а после этого вернулся в Ростов на последний курс университета. 

Параллельно с учебой я начал помогать своему другу, который начал тогда заниматься интерьерными проектами. Мы сделали первый проект — бар «Сияние» в Ростове. После «Сияния» те же заказчики уже обратились ко мне напрямую, чтобы я им сделал магазин одежды — это был мой первый проект, Like Shop. Я его заканчивал параллельно с дипломом, и это был тот ещё квест: было совершенно непонятно, как делать интерьеры, даже как и где купить шкаф. Это абсурд, потому что в университете, у нас по крайней мере, никаких практических знаний не было, все эти знания приобретались с опытом, иногда с каким-то смешным достаточно. 

Получается, когда я закончил университет, у меня уже были реализованные проекты: я сделал Лайк Шоп, параллельно начинал делать цветочный магазин Guapa. Потом появился проект кафе AND Y. В общем, я делал всякие разные проекты в Ростове. А потом стало становиться скучно: вроде проекты прикольные, вроде их публикуют, но в Москве проектов не появляется, а в Ростове очень тяжело на самом деле — всё, что было сделано, было для города чем то странным: недоверие, маленькие бюджеты, классические сложности. Не понятно, как мне поверили и доверили сделать эти проекты. 

ЭЕ: У меня была такая университетская мечта — пройти стажировку за рубежом. Я много слышал разных историй, особенно от тех, кто учился в МАрхИ, что все там то там, то сям — то OMA, то MAD. Нам всё это было недоступно, мы сидели и думали, хоть бы кто-то нас взял в Москве на стажировку. 

Я думал, куда можно идти, и понимал, что если я пойду в архитектурное бюро, скорее всего, я буду там все эти полгода только чертить, вряд ли успею попроектировать, принять какое-то полноценное участие в проекте. Интерьерные студии — я понимал, что цикл проектов достаточно долгий — короче, чем архитектурный, но всё равно долгий. То есть за полгода не особо что-то успеешь сделать. А у меня был план как раз — постажироваться полгода-год. 

В то время я начал интересоваться модой — всё это сильно вдохновляло. Я находил там очень много интересного, и не понимал, почему дизайн интерьеров или архитектуры настолько закрытый, когда есть соседняя область, которая тоже занимается дизайном, только немножко другим — и там такая открытость, такое новаторство? Мне захотелось в эту область углубиться. Тогда же я нашёл инфу про компанию Bureau Betak1, узнал, что они занимаются организацией фэшн-шоу и подумал, почему бы не пойти туда? Все их проекты достаточно быстрые. Я подумал, что это будет классно: я приду, сделаю несколько проектов и уйду. Получу опыт, и это будет прикольно. 

Я отправил заявку на вакансию Design Intern в их офис в Нью-Йорке, и меня взяли.

Задачи у нас были мегастранные. Например, для Michael Kors мы делали шоу, как будто бы это была вечеринка или бал был в духе Студии 54. Шоу было устроено так, как будто бы эта вечеринка закончилась: потёртый пол, потёртые сиденья с разлитым вином на них и всякие такие штуки. И мы реально искали тех, кто сделает эти мятые подушки, образцы пола, как будто уже потертого каблуками — и находили. Это было очень прикольно. 

Стажировка продолжалась полгода. Параллельно с этим у меня не было никаких проектов, но приходили всякие заявки. Например, под конец стажировки я помогал делать небольшой некоммерческий фестиваль в Ростове — по сути, продолжение моего ивент-опыта. Потом я вернулся обратно. Естественно, я хотел остаться в Нью-Йорке, но по ряду причин не удалось, и я уехал обратно в Ростов. Думал, что теперь всё, непонятно, что делать. 

ЭЕ: Я вернулся, и так совпало, что мне написала команда из Шанхая и предложила спроектировать магазин. Они продают искусство и мебель. Параллельно с этим появился и первый проект в Москве. Для меня это были два таких, наверное, суперважных проекта вообще. После этого я уже перебрался в Москву, всё закрутилось, завертелось, и сейчас мы делаем очень разные проекты в Питере, Москве, Милане, Шанхае. 

АШ: Так, давай сейчас немножко медленнее. Как получилось, что тебе написали насчёт магазина в Шанхае?

ЭЕ: Это забавная история. До того, как я сам там не оказался, я думал, что это какой-то бред. Я сижу в Нью-Йорке, стажируюсь. Под конец стажировки мне приходит письмо на почту: «Здравствуйте, мы такие-то, у нас есть помещение — это письмо на английском — можете, пожалуйста, посчитать». Я думаю: окей. Открываю, а там презентация магазина, ничего непонятно, и мне кажется, что это какой-то бред. Несколько раз приходили такие уже запросы, и я на них не очень яро реагировал.

АШ: Они приходили, потому что ты публиковал уже предыдущие ростовские проекты?

ЭЕ: Да. Они написали письмо, я им посчитал проект. Но мне ответили: «Извиняемся, мы решили пойти в работу с другим бюро. У нас очень сжатые сроки, мы решили в работу с более крупным бюро, чтобы сделать всё в срок. Давай оставаться на связи, нам очень нравятся твои проекты, и мы бы хотели с тобой поработать в будущем». Опять же, из-за того, что все мои проекты публиковались под моим именем, никто не понимал, что это я не один делаю. Я написал «окей», и мы с ними периодически списывались, я им отправлял обновлённое портфолио. И всё. 

И потом, спустя пару месяцев, они написали мне ещё раз. Это было забавно: я уехал отдыхать, сказал себе, что отставляю ноутбук, ничего делать не буду. И они написали мне на почту, потом сразу же написали в WhatsApp, что надо созвониться и поговорить. Мы созвонились, они сказали, что у них не сложилась работа с тем бюро, и они хотели бы начать работать со мной. Я согласился, мы супербыстро сделали концепцию, и договорились, что нужно прилететь на место, посмотреть помещение, сделать какие-то замеры и т.д. 

До момента, пока я туда не прилетел, мне казалось, что это какой-то, ну если не блеф, то просто бред. 

АШ: Ты говоришь «мы посчитали», но полетел ты один. А «мы» — это кто?

ЭЕ: В тот момент у меня была коллега Яна, которая занималась в основном визуализацией. Нас, по сути, было только два человека в команде. 

Я прилетел, познакомился с ребятами, и до меня дошло, что это правда — это local заказчик. Оказывается, они нашли меня через публикацию, им очень понравился проект цветочного магазина, который был в Ростове. 

Вопрос — как им пришло в голову вообще заказывать проект у кого-то из России, тем более из Ростова, если у них есть деньги заказать у кого угодно в мире. На это они ответили, что у них была такая логика: если они пригласят кого-то из Шанхая, он сделает какой-то проект, который здесь уже был, и это будет не так интересно. И когда они приглашали кого-то издалека, им казалось, что это будет какой-то глоток нового воздуха, и им это казалось классным.

АШ: Сколько лет тебе было на момент вот этой шанхайской истории?

ЭЕ: Проект был в 2019, то есть, получается, 25–26 лет.

АШ: Насколько я понимаю, ты довольно рано начал работать самостоятельно и после стажировки в Нью-Йорке особо больше и не пытался куда-то устроиться — скорее, работал над собственными проектами. Это осознанное решение? 

ЭЕ: Да. По сути, за всю свою жизнь я только стажировался в компании, но нигде не работал, как-то так совпало. И, наверное, мне действительно ближе делать что-то самому.

Естественно, когда ты только начинаешь собственные проекты, это всё мегастрашно. Ты понимаешь, как это всё можно теоретически нарисовать, но не понимаешь, как всё это строится. Но когда я начал именно реализовывать какие-то свои проекты, я всё время находил для себя что-то новое, и мне это было интересно. 

Был какой-то период, когда я думал: блин, нафиг всё, я устал. Потому что это очень большой стресс и большая ответственность всегда. И чем дальше, тем сложнее: сначала ты делаешь всё один, потом у тебя появляется команда, появляется ответственность, уже более крупные заказчики — уже не так весело и иногда не до шуток с друзьями. Люди платят достаточно большие деньги, и ты должен делать свою работу правильно и грамотно. 

Сейчас я привык — может быть, проектов уже 50 сделал, и стало чуть проще. Но был момент, когда я думал, что может быть, надо пойти набраться опыта в бюро и может быть, вообще, там тоже можно развиваться. Но как-то меня всё время уводило в сторону, появлялись какие-то срочные проекты, какие-то новые интересные задачи, и я всё время соглашался. 

Наверное, мне ближе самостоятельная практика, потому что в рамках бюро ты не можешь выбрать задачи и проекты. А когда работаешь сам, то можешь. Но тут надо сделать оговорку. Так получилось, что я не попал на путь работы с проектами, которые мне не нравятся. Я сделал три первых проекта, которые были для меня очень сложными, но они были сделаны так, как мне хотелось. И после этого как-то все заказчики приходили уже на вот это и хотели именно такое. Когда к нам приходят и просят сделать какую-то квартиру, например, мы сразу говорим, что вот наше портфолио, если вам вот это окей, то давайте работать. Если нет, то давайте всё-таки ничего вместе не делать, потому что это будет просто мука.

АШ: А с кем ты в итоге сейчас работаешь? Говоришь так, как будто один всё делаешь. Но не один же, на самом деле?

ЭЕ: Это я раньше один всё делал, а сейчас уже не один. У меня есть партнёр, Катя Питицкая. Мы сейчас с ней совместно организовали бренд EDXXKAT — и в рамках этого бренда создаём разные проекты, от мебели до пространств. 

Плюс в команде есть визуализатор и есть архитектор проекта, который переводит концепцию в чертежи, ведёт коммуникацию с подрядчиками и заказчиком. Также есть на аутсорсе человек, который занимается рабочей документацией, и сейчас ещё появилась девушка, которая занимается всякими организационными вопросами — финансами и всем вот этим.

АШ: А как вы с Катей познакомились и почему решили вместе работать?

ЭЕ: Мы пара. Но мы познакомились на общем проекте — я как-то помогал ей и её подруге с проектом апарт-отеля в Питере. Сделали проект, потом не общались, а потом по чуть-чуть начали друг другу помогать в каких-то штуках, начали в проекты друг друга втягивать.

Собственно, первый проект, который мы сделали совместно, когда вот прям сели и вместе всё придумали — проект кафе «Кружок» в Воронеже. Мы тогда и мебель какую-то свою делали, и всё вообще пробовали. И после этого мы поняли, что нам классно работается вместе и начали над следующий проект делать. 

АШ: А как получилась история с мебелью? Почему вам стало интересно делать такие штуки?

ЭЕ: В целом, если посмотреть на все проекты, которые у нас есть, то практически 90% проектов состоит из всего, что делается на заказ. У этого несколько причин. Если бы это было по-другому, может быть, мы бы и не начали заниматься никакой мебелью. 

Самая главная причина в том, что мы делаем коммерческие проекты, общественные пространства — кафе, бар, магазин. Обычно такие проекты создаются в арендуемых помещениях, а аренда стоит дорого и арендные каникулы очень сильно ограничены. Сейчас у нас есть какие-то локальные бренды мебели, и что-то можно купить в России, но раньше вообще ничего такого не было, и нужно было заказывать какую-то мебель из Европы, которая идёт три месяца. А тебе за эти три месяца надо выбрать уже все цвета, материалы и т.д. Этого времени на покупку мебели вообще никогда нет, если только ты не делаешь какой-то огроменный ресторан за кучу миллионов рублей. Нужно всегда искать что-то местное или как вариант — доделывать, перешивать, перекрашивать или делать что-то своё. 

И всё время получалось, что в рамках концепции я придумывал что-то своё — например, в AND Y, где оранжевая мебель из кубиков. Мы там сделали её сами. И так повелось, что в каждом проекте появлялась какая-то мебель. Она не всегда была какая-то уникальная. 

В какой-то момент — по-моему, для «Кружка» или в рамках «Кружка» — мы придумали такой стул, который стал потом самым популярным, Alien называется. Мы придумали его и подумали — блин, классно получилось, вообще это интересно. И начали в эту сторону тоже думать.

Мы начали у себя на закрытой кухне это всё проектировать и по возможности вставлять это в проекты. И, например, в одном из последних проектов — Nothing Fancy, салат-бар в Санкт-Петербурге — вообще вся мебель кастомная: стулья из хромированного профиля, наши вот эти Элианы, столы, раковины. 

Потом ещё у нас была коллаборация со «Спасибо» от Сбербанка. Задача была в том, чтобы придумать три объекта для дома. Это было как раз во время пандемии, и мы выбрали постельное бельё, вазу и зеркало. И из всего, что вышло в итоге, самой привлекательной и классной получилась ваза. Дальше мы начали её по-разному переосмыслять и продавать.

АШ: Так сколько проектов у вас одновременно, кстати, идёт? Ну, примерно.

ЭЕ: На самом деле по-разному. Опять же, мы пробуем разные стратегии ведения проектов. Например, до всех событий в начале 2022 года у нас примерно было около 12–15 проектов одновременно. На разных стадиях.

АШ: Ооо, это как вы такое смогли?

ЭЕ: Ну, это ад. Никому не рекомендую повторять. Очень много просто приходит интересных запросов, и очень хочется для них что-то сделать. И ты во всё вписываешься, и в какой-то момент понимаешь, что уже сил нет, но надо доделать. 

Сейчас у нас немножко другая политика и стратегия, мы берём меньше проектов, но делаем более качественно. И это как будто бы всё-таки нам ближе. Потому что мы понимаем, что когда проектов очень много, ты распыляешься на всё, пытаешься везде успеть, качество страдает, и ты начинаешь рассыпаться. 

Надо понимать, что это не всегда интерьерные проекты. Есть какие-то там имиджевые истории, бывают какие-то просто концепции, мебель какая-то. Сейчас у нас, наверное, где-то 5 проектов в работе — и это комфортно.

АШ: Прости, не могу не спросить, потому что мы Софт Культура всё-таки: в каких программах вы работаете?

ЭЕ: Мы работаем в 3ds Max, Corona Renderer — это я не про себя, я в этих программах не умею работать. Но как команда мы в них работали. У нас была коллега, которая делала рабочую документацию в ArchiCAD, сейчас есть ребята, которые работают в Revit. Photoshop, естественно, и SketchUp — в общем всё подряд, зависит от цели. 

Я, например, пользуюсь Rhino и SketchUp, мне просто удобнее в этих программах думать. Я открываю их, что-то накидываю и передаю ребятам уже на доработку.

АШ: А почему вы делаете визуализации, а не коллажи? Или это разные картинки на разных этапах проекта?

ЭЕ: Потому что коллажи делать дольше, к сожалению. И очень сложно вносить изменения. Грубо говоря, если человек умеет пользоваться Corona или 3ds Max и если есть хороший комп, то можно за день сделать рендер. Естественно, это будут не какие-то супер хай-рез картинки, но это будет быстро и понятно. Потом закинул что-то пофотошопил немного — и отправил картинку заказчику. 

А с коллажем, чтобы он был красивый и поэтичный, на это надо больше времени. Из-за того, что мы работаем в основном с общественными проектами и пространствами, сроки сжатые, очень короткие дедлайны, мы всё время в каком-то напряжении находимся, нам надо очень эффективно и очень быстро всё делать.

АШ: А как вы показываете эскизы заказчику? Ну или какие-то первые наработки? Это всегда какие-то черновые рендеры и модельки?

ЭЕ: Да, черновые рендеры. Но в целом мы стараемся не показывать какие-то прям промежуточные варианты. Мы делаем план, изометрию, объясняем на словах, какие мысли у нас есть, затем показываем визуализацию уже такую плюс-минус приличную. 

Но картинки у нас обычно не суперпроработанные, мы такими большими мазками всё показываем. Если появляются какие-то правки, мы их вносим, согласовываем и отдаём на чертежи. И больше времени посвящаем не тому, чтобы прорабатывать детально какую-то картинку, а тому, чтобы проработать реальное воплощение этого объекта. 

Есть много примеров, когда ребята сидят, в 3ds Max красивые картинки делают, а когда дело доходит до реализации, то не понимают, как это сделать, возникает стопятьсот разных шпонов — как выбрать тот, который тебе нужен? Лучше этому время посвятить, потому что в жизни будет понятнее, чем на картинке. Нам хватает, как правило, первого эскиза, чтобы все загорелись.

АШ: Я помню, что в какой-то момент тебя было очень много в эфире — такой довольно короткий промежуток, но про тебя очень много кто писал. Это был какой-то намеренный шаг или нет? И как ты вообще работаешь с продвижением сейчас, и как это было устроено раньше?

ЭЕ: Сложно назвать это намерением, может, ты подскажешь? 

Естественно, когда ты учишься в университете, смотришь всё время ArchDaily, Dezeen и другие сайты, то в какой-то момент думаешь, что, наверное, оказаться там — это высший пилотаж. Это смешно звучит сейчас, может даже немного инфантильно, но когда тебе 23–24, ты мечтаешь о том, чтобы твой проект там оказался. Для тебя это типа вау. Я был таким человеком. Мне хотелось. Я не верил, что это возможно, но я подумал, почему бы не попробовать. 

Собственно, что я сделал. Появился первый проект, мы его отсняли. Это я про Like Shop, где такая розовая меховая примерочная. Я подумал: окей, я попробую просто отправить в разные издательства, которые мне нравятся — и выписал себе целый список. Если бы я опубликовал проект у себя в инстаграме с 500 или 300 подписчиками, его бы никто не заметил.

В целом, все эти журналы работают по такому принципу: ты отправляешь им проект, и если он им нравится, то они его публикуют. А дальше, когда проект опубликован, они говорят тебе — блин, ты классный, давай сохраним контакт друг друга, или в Instagram добавимся, и мы будем просто следить. Если у тебя что-то новое выходит, мы будем просить тебя прислать. Или просто присылай нам сразу пресс-кит, всё окей. В любом крупном бюро, в любой компании так ведь и делается: ты делаешь проект, собираешь пресс-кит, рассылаешь сто емейлов — и всё, все директора расхватали. 

Самое забавное, я отправил Like Shop и в русские издательства, и в зарубежные. Мне никто не ответил в России, но опубликовали первые, по-моему, Dezeen. И после этого посыпалось просто какое-то невероятное количество писем из всех российских журналов: «Интерьер+Дизайн», Elle Decoration, AD.

C редактором Frame у нас вообще какая-то классная история вышла, мы как-то с ними спелись. Они всё время просили все новые проекты, а потом приглашали в книгу, посвящённую дизайну магазинов. Участие в книге, например, это платная история. Я им открытым текстом написал, что, мол, ребят, я не Дэвид Чипперфилд или кто-то ещё, у меня нет возможности оплатить публикацию. Если вам нравится проект, я готов вам его отдать, и будет классно, если вы его опубликуете. На что они мне ответили, что главный приоритет, естественно, качество книги, и если что, они его опубликуют бесплатно. В итоге они напечатали сразу два проекта вместо одного — Like Shop и Guapa. 

С этими проектами происходили какие-то невероятные истории. В 2018 году Dezeen опубликовали топ-10 ритейл-проектов за год. Туда попал Like Shop. Это просто сюр-история, потому что в эту десятку входил и магазин Céline в Майями, который весь сделан в голубом камне, весь магазин в мраморе! Не представляю, сколько миллиардов он стоил... Там был и канадский магазин Ssense Дэвида Чипперфилда, и ещё какие-то проекты, которые сложно себе представить, сколько стоят. И среди них Like Shop — проект, который вышел просто за три копейки: мы в подвале покупали этот мех розовый, и обивали степлером примерочную. И дверь, которую за 2000 рублей купили в Leory Merlin. Такая вот история — и в этот момент я подумал: блин, если эта штука интересная, то она может конкурировать даже с такими дорогими проектами. 

Ну и тогда да, все проекты начали расхватывать, публиковать. Это не то, что я сидел, каждого редактора одолевал и упрашивал. По сути, это работает так: ты отправляешь в проект в большие издательства, а дальше все маленькие сами уже пишут тебе и подхватывают. Сейчас мы, опять же, из-за того, что у нас есть все контакты, просто отправляем какие-то проекты редакторам напрямую. Может быть, сейчас это как-то не так заметно, потому что тогда для меня это было мегаважно, и я всё репостил. А сейчас это как-то публикуется и окей. 

Ещё у меня была такая теория, которая не совсем оправдалась. Мне казалось, что если у тебя есть публикация в Dezeen, то всё, о тебе сейчас все узнают, посыплются заказы, ты будешь самым крутым. Это так не работает вообще. Когда я всё опубликовал, у меня был период, когда у меня не было вообще никаких проектов. 

Публикации дают немного другое — они дают ценность твоей работе, повышают твою узнаваемость в индустрии. Люди, которые бизнесом занимаются или рестораны открывают, там не всегда сидят. Но это было классно, потому что после этого я много с кем познакомился, и не только в России, появились какие-то контакты, а том числе за рубежом.

АШ: Слушай, а как вообще дела с реализацией таких сложных кастомных объектов, которые вы проектируете? Я была в «Кружке́» в Воронеже, и не очень понимаю, как всё это сделано. Или, например, если брать салон красоты «Москвичка», то вот эти деревянные лакированные объекты большие… Ну я просто думаю, как их можно сделать.

ЭЕ: Ну, это проблема всегда, да. На самом деле, придумать — это, наверное, 30% от проекта. Придумать можно всё, что угодно. Если твоя задача в том, чтобы реализовать проект, то это очень сложная история, если использовать что-то нетиповое. 

Когда ты делаешь проекты типа «Кружка», потом наподобии «Москвички», потом ещё что-то, то постоянно сталкиваешься с тем, что вот ты придумал какую-то хрень, которую непонятно, как реализовывать — и это всегда новый челендж. И тебе надо это придумать, потому что ты не можешь сказать заказчику: извини, не получилось, давай обычные стулья поставим. Плюс самому интересно. 

Если говорить про «Кружок», то мебель для него делалась в Ростове-на-Дону, в гараже у чувака, который занимается всякими бутафорскими штуками и папье-маше. Мы написали ему, попросили сделать нам стул. Он сказал — да, вообще не проблема. Купил икеевский стул, облепил его пенопластом и вырезал из него форму. И мы в WhatsApp'е обводили ему тут срезать, тут добавить, и он делал форму. После этого мы сами ресерч сделали, плюс он нам посоветовал, как покрыть изделие. Покрыли, по-моему, стеклопластиком, потом эпоксидкой, потом загрунтовали и покрасили. И, собственно, получился такой вот цельный объект. 

Например, в «Москвичке», стойку рецепции мы печатали на 3D-принтере. Печатали из маленьких кубиков — из пластика, который уже заканчивался на катушке и который никому не нужен был. Мы разбили всю эту рецепцию на сотни маленьких кубиков, распечатали, приклеили к друг другу, потом зашлифовали, оштукатурили, покрасили, отправили в малярку, покрыли лаком — и это получился такой цельный классный объект, который потом не влез в двери. Но мы через окно затащили.

И в целом для каждого проекта — несмотря на то, что это каждый раз мука — мы придумываем какие-то дикие безумные штуки. В каждом проекте приходится что-то изобретать, искать, общаться, делать. Это всегда сложно, но безумно интересно.

АШ: Где, как тебе кажется, начинается и заканчивается твоя работа как автора интерьера? 

ЭЕ: В разных проектах по-разному. Есть те заказчики, с которыми мы спеваемся и с которыми у нас рабочие отношения перерастают в какие-то дружеские, и мы постоянно поддерживаем связь, общаемся. И вот в таком проекте, например, мы продолжаем постоянно что-то предлагать и доделывать, и как бы жить им. Сложно назвать какой-то конец. 

Вообще в целом любой проект у нас заканчивается съёмкой. Картинки, визуализация, стройка — мы прошли этот сложный этап, и наше вознаграждение — это классная съёмка проекта. Мы хотим, чтобы она у нас была, потому что это то, что останется. 

АШ: То есть вы не всегда берёте на себя ответственность по поводу реализации таких вот сложных объектов? Или всё-таки всегда?

ЭЕ: Нет, не всегда. Есть заказчики, у которых есть целая команда, вовлечённая в проект — естественно, они помогают. Наверное, чаще всего с какими-то понятными вещами. Если какие-то суперсложные штуки, то мы советуемся в рамках авторского надзора по подрядчикам, обсуждаем какие-то детали, нюансы. 

АШ: Но вам же важно, какой результат получится, чтобы отснять?

ЭЕ: Да, но мы сразу, ещё в начале работ, предупреждаем заказчика, что если он или она нас не слышит, то мы этот проект не берём в портфолио. Он не будет считаться авторским, нашим. То есть как заказчик вы можете реализовать его хоть сами, но мы просто тогда под ним не подписываемся. Это неплохо работает. 

Но, в целом, к нам приходят те люди, которым важно, чтобы получилось классно, и таких конфликтов не возникает. 

АШ: А что для тебя важнее: работать на первое впечатление, на какой-то вау-эффект, или всё-таки на материальность, детали, жизнеспособность?

ЭЕ: Ну, наверное, будет неправдой, если я скажу, что второе. Естественно, больше первое, потому что очень хочется, чтобы был вау-эффект. Заходишь, и тебя это удивляет. 

Но, опять же, это очень сильно зависит от задачи. Например, мы сейчас делаем квартиру в Ростове — это единственный заказчик, у которого есть проект квартиры от нас. Там ты думаешь только о втором. Мы понимаем, что в этом проекте нет задачи, чтобы кто-то охнул. Там есть задача удобно жить. 

И это один из самых сложных для нас проектов, потому что он вообще не про то, что мы привыкли делать. Он больше про детали, узлы, какие-то удобные бытовые истории. Нам это тоже интересно, но по-своему. Постоянно таким заниматься я бы, наверное, не смог. Мне по духу ближе панк, когда ты что-то сделал, все зашли и охнули. 

С квартирами, естественно, можно так делать тоже, просто там люди жить не будут, или там будут жить фрики: они пофоткаются и съедут. Мы не хотим такую историю делать. Хотя для себя, может быть, и сделали бы. 

АШ: Интересно поговорить ещё немного про стиль. Стиль — довольно дурацкое слово, но есть какой-то узнаваемый характер у ваших проектов. Вот как он появился? Или ты считаешь, что какого-то определённого стиля у вас нет? 

ЭЕ: Я не называю никакого стиля и вообще не привязываюсь к этому, потому что это может сильно ограничивать. В последнее время мы начали очень много экспериментировать. В начале пути был в принципе понятен такой вектор — это всегда что-то цветное, современное, какой-то моноколор. Начальные проекты, они, скорее всего, были сделаны под каким-то веянием, в соответствии с какими-то тенденциями.

Но, наверное, характерная черта во всех проектах в целом, с первых до сегодняшних — архитектурный подход. Сейчас, конечно, это избитая уже фраза, что у меня вот архитектурный подход к проектированию интерьеров, я типа думаю о пространстве и всё такое. Но мне в проекте всегда интересно, как человек будет двигаться, что он увидит, как его это удивит, как он со светом будет взаимодействовать. 

Всегда хочется, чтобы пространство как-то влияло на человека. У меня самого есть какие-то места, в которые я приезжаю и которые вызывают у меня какой-то внутренний трепет. Моя мечта и миссия в том, что мне тоже хочется что-то такое создавать, чтобы человек заходил туда и испытывал такое «вау», какое-то новое переживание, новое чувство. Это всегда про какие-то ощущения. 

Если говорить про визуальную оболочку, то… В каждом проекте мы пытаемся экспериментировать. Сейчас мы начали делать полярно разные проекты. Начали использовать дерево, металл, кожу — и отталкиваться не от того, что, грубо говоря, модно. Под каждый проект мы придумываем какую-то свою легенду, которая станет связующим звеном всего этого проекта. 

АШ: А в чём ты видишь как раз возможности вот сейчас, на ближайшее время, для роста? Или какого-то собственного развития? Какие штуки ещё хочется попробовать?

ЭЕ: Я хотел бы, наверное, чуть-чуть отойти от всякой моды. Наверное даже не от мировой, глобальной, а от моды именно интерьерной, дизайнерской. Я думаю, что у нас это получается, мы всё меньше и меньше используем каких-то распространённых приёмов, но хочется от этого уйти совсем. Какая-то появляется потребность делать более долговечные проекты, вне времени. Но это не значит, что мы уйдём в классику-классику, это просто такие внутренние исследования. 

Что хотелось бы попробовать именно в стилевых каких-то решениях — это, наверное, какое-то углубление в детали. Есть много мыслей, и мы много проблем решаем, но есть именно производственные ограничения. Не всегда получается сделать то, что нужно. Например, мы хотим попробовать литьё, изучаем всякие барельефные штуки. Но, опять же, не в дереве и не в гипсе, а, например, в металле.

АШ: А за рамки интерьеров тебе было бы интересно выходить? Всё-таки ты архитектор, вроде как собирался здания делать…

ЭЕ: Да, естественно. Очень хочется заниматься архитектурой, но просто это намного сложнее. Если бы у меня появился шанс это делать, то я был бы безумно рад, я бы очень хотел. Просто я пока не понимаю, как к этому подступиться. 

Дизайн прекрасен тем, что порог входа в эту индустрию очень маленький. Если у тебя есть друзья, у которых есть, условно, два миллиона рублей, ты можешь начать свою карьеру. Ты можешь ничего не заработать на этом проекте, как со мной было в самом начале пути, но ты сделать что-то такое, что поможет тебе двигаться дальше. С архитектурой такое не прокатит, потому что там большие вложения, большая ответственность. 

АШ: А на кого ты смотришь и за кем ты следишь? Насколько вообще у тебя есть привычка читать те же ArchDaily, Dezeen, смотреть, что делают другие? 

ЭЕ: Я не читаю никаких журналов архитектурных, вообще. Не смотрю их, просто чтобы не засорять эфир. Очень много интересного нахожу в той же моде, просто в каких-то бытовых вещах, в искусстве. Но точно не дизайн.

АШ: Не интерьерный дизайн, ты имеешь в виду?

ЭЕ: Ну, и не архитектура в целом. Как можно этим вдохновиться? Ведь это уже готовый продукт. Как из этого продукта может что-то новое родиться? Классно, когда ты какое-то время всё это посмотрел, поизучал, как в институте, а дальше начинаешь это совмещать с чем-то другим. 

Я, например, заметил, как сильно трансформировалось моё восприятие того, что я сам делаю, после того, как я вообще перестал смотреть архитектурные журналы. Когда смотришь вообще в другую сторону, может быть иногда и почти не связанную с архитектурой и дизайном, то потом очень много интересного находишь в том, чем занимаешься сам. 

Плюс меня очень всякие материалы вдохновляют, когда находишь что-то необычное, видишь всякие уникальные штуки — тоже очень интересно бывает. Например, нашёл какой-то странный металл, который вообще никто нигде не использовал, и думаешь: «Вау, почему его ещё нигде не применили»? 

АШ: Всё, последний вопрос: тебе нравится то, что ты делаешь?

ЭЕ: Да. Иногда нет, когда устаёшь. Но это нормально.

В силу того, что у меня не было опыта работы в большой компании, я сам придумываю, как должна быть устроена моя работа. Появляется какая-то ответственность, всё время что-то новое, и всё время какой-то стресс, с которым приходится справляться. 

Но, естественно, когда ты видишь, как то, что было в голове шесть месяцев назад, появилось и вот оно тут стоит, работает, радует людей — это прикольное чувство, ради которого стоит этим заниматься.